Марина Федоровна Адрианова в течение двадцати лет — бессменный казначей храма Флора и Лавра с селе Ям Домодедовского района. Поднимать храм из руин, растить собственных детей, спасать от сиротства чужих – все пришлось делать одновременно.

На кухне у Марины Федоровны очень живописно, как будто это и не кухня вовсе, а выставка художественных инсталляций. На стене – тканый коврик, гирлянды из луковиц и алого перца, на окне – банки с густо-красным вареньем собственного приготовления, в углу на раритетном сундуке – большие ярко-оранжевые тыквы со своего огорода. Даже кот, заглядывающий с улицы в окошко, какой-то картинный — рыжий, холеный, по-барски неторопливый. Единственное, что выбивается из общего стиля — журнал «Здоровье школьника» на аккуратно застеленном скатертью обеденном столе. Хозяйка при участии младшей дочки, 6-летней Кристины готовит обед. К столу ожидается десять человек, а может быть и больше. При этом на кухне — никакого беспорядка. Благодаря Кристине, мусор, не успев появиться, оказывался в мусорном ведре, грязная посуда – в мойке. «Я в юности ходила в геологические экспедиции, с тех пор накормить с десяток ртов для меня не проблема», — говорит Марина Федоровна, ставит пирог в электропечь и садится рядом со мной. Вообще-то я собиралась поговорить о восстановлении храма. Двадцать лет назад, когда Церкви начали возвращать руины, «храм в Яме» был притчей во языцех. Вдохнуть жизнь в его оскверненные стены казалось задачей почти невыполнимой. «В документах он назывался «сарай с куполами». Колокольни не было, в алтаре пробили вход, внутри разделили пространство на два этажа, там стояли станки по изготовлению колготок. Росписи никакой не сохранилось», — начинает Марина Федоровна, но рассказ о превратностях тех лет быстро обрывается. Никаких особых историй из периода восстановления храма Марина Федоровна не помнит. «У меня на тот момент было двое маленьких детей, я на сносях. А тут храм поднимать. Очень было здорово. Трудно, конечно. Но когда воля Божья есть, все как-то несется само собой, без надрыва. Просто не надо дергаться. Отдаешься этой струе, и она сама несет тебя. И чувствуешь, что все правильно, все так, как должно быть. Знаете, такое острое ощущение присутствия Бога в моей жизни, такое понимание Его воли у меня было только два раза в жизни: когда храм восстанавливали и когда я детей усыновляла». Дети – главный проект ее жизни, о них Марина Федоровна может говорить бесконечно.


Просто праздник

— Как вырешились сразу столько чужих детей принять в свою семью?
«Да я не решала ничего. Мне их Бог послал. У меня дом в Псковской области, недалеко от Себежа. Очень люблю эти места. И вот как-то раз объезжала я со своими детьми пустынные уголки себежского района. На Псковщине много таких вымирающих деревень, где лишь в одном-двух домах еще теплится жизнь. Остановились мы в одной такой деревеньке, и решила я молока купить. Подумала, что более экологически чистого продукта, чем в этой глуши, мне просто не найти. Захожу в ближайшую избу, а там детишек полна комната, и все на меня смотрят с ужасом. Я в длинной юбке была – они меня за цыганку приняли. Пока молоко покупала, разговорилась с их бабушкой: чем живут, как живут. Трудно все у них было. Мать пила, отца никто давно не видел. За всех взрослых — одна бабуля, и десять детей у нее на руках. Спрашиваю, крещены ли дети. Нет. Да и как их крестить? В деревню священник не приезжает, они тоже никуда не выбираются — не на чем, автобус давно не ходит. Ну, я денег ей оставила, молока купила и уехала. А потом стала наведываться время от времени. Помогала, чем могла: вещами, деньгами, даже бычка племенного один раз купила для них в Москве. У бабушки тогда были лошадь и корова, и с этим бычком они могли бы очень неплохо зажить. Но быка быстро пропили. А вслед за ним и корову.

На Покров привезла к ним местного батюшку, всех детей крестили в большом корыте. И стала я неожиданно для себя им всем крестной матерью. К одной из девочек, 11-летней Анюте я особенно привязалась. И вот однажды говорю их маме: «Галь, отдай мне Аню» — «Да бери. Жалко что ли». Галя тогда беременна десятым ребенком была. Стала я оформлять добровольную опеку. А пока с бумажками бегала, Галя скоропостижно умерла в больнице после родов.

На похоронах оказалось, что у детей родни видимо-невидимо. Приехали из Подмосковья, из Тульской области, родная сестра Гали с Чукотки объявилась. Я у нее спрашиваю: «Что с детьми-то теперь будет? Может, возьмете хоть старшую?» Она говорит, нет, не могу, у меня проблемы. В общем, родни полон двор, а о сиротах позаботиться некому.

Был август. Ко мне тогда подруга приехала по грибы. Я ей рассказала эту историю, и вдруг она мне говорит: «Знаешь, наверное, все не случайно. Я все равно хотела усыновлять ребенка из детдома. Усыновлю не одного, а нескольких. Давай поделим детей. Я возьму четверых младших, а ты пятерых старших». Десятая девочка, новорожденная, была тогда в реанимации, вопрос о ней вообще не стоял. Он встал позже. Так вот, звоню я своему духовнику, отцу Валерию. Описываю ситуацию, прошу благословения, чтобы взять четырех девочек к себе. «Если можешь, бери», — говорит. Звоню мужу — он не против. Ну, я и забрала. Хотела и бабушку забрать. Мне ее очень жалко было: дочь умерла, внучек увезли. Как она теперь будет совсем одна? Но бабушка переезжать отказалась. А девочек я к первому сентября привезла в свой дом в Яме. Всех пятерых.

Дом у нас большой, сейчас, когда третий этаж обустроили, всем места хватает. А поначалу моим родным детям «подвигаться» во всех отношениях. Правда, они особенно и не роптали. Старшая дочь Катя к тому времени уже взрослая была, она сразу приняла приемных, как сестра. А вот младшей, Саше было тяжело. Самая маленькая, самая любимая, она привыкла, что я принадлежу только ей. И вдруг мое внимание пришлось делить с таким количеством чужих детей. Но дети оказались замечательные — тактичные, трудолюбивые, ответственные. Если б я знала, какие это дети, я бы всех взяла. Казалось бы, из такой неблагополучной семьи – у них должна быть масса проблем. А вот представьте себе, у меня с ними проблем не было! У них есть то, что я называю «ген послушания». Я сказала – они сделали. Откуда взялось это послушание, не знаю. Когда я спрашивала Аню «ну что, поедешь ко мне?», она всегда отвечала «как мама скажет». Маме-то было совершенно все равно. Их вообще никто никогда не воспитывал. А выросли прекрасные дети. И очень дружные. С такими детьми не жизнь, а просто праздник.»

В доме только девочки

— Трудно поверить, что с пятью приемными детьми может быть все просто и гладко. Мы-то знаем массу других примеров, совсем не таких благополучных.
«И я знаю. Лично знаю приемных родителей, которые были вынуждены вернуть ребенка в детский дом. Не справились. Даже не знаю, для кого это была бОльшая трагедия. Родители в подобных ситуациях страдают не меньше детей – от разочарования, стыда, чувства собственной несостоятельности. Нет, вы не думайте, я очень хорошо понимаю, как мне повезло. Проблемы были, конечно, но «технические», не поведенческие. Например, двух девочек определили в коррекционную школу. Я порвала их личные дела, оформила домашнее обучение и стала сама их подтягивать. Но разве это трудности? Так, обычные житейские проблемы.

Мне было легко, правда. И захотелось еще кому-то помочь. Почему ж не помочь, если я получаю от этого не меньше удовольствия, чем мои подопечные? Решила усыновить еще кого-нибудь. Пришла в опеку в Домодедово. Мне говорят, есть девочка. Правда, у нее еще старшая сестра. Ну, хорошо, давайте обеих. Им тогда было семь и восемь лет. Потом выясняется, что есть еще и младшая сестра. Ее до трех лет не могли взять в детский дом и упекли в больницу, где она просто лежала себе и лежала. Я как об этом узнала, так сразу побежала оформлять документы на всех троих. Разом их всех и забрала.

Вот с этими девочками оказалось совсем не просто. Нет у них ни гена послушания, ни дружбы между собой. Может быть, потому, что росли они не в деревне среди природной красоты, а в городе, с пьющей мамой, которая их била утюгами и сковородками. Поначалу было и воровство, и вранье, и вызывающее поведение. Но ничего, не все сразу. Нельзя требовать от ребенка, чтобы он в один момент стал хороший. Так не бывает. Потихонечку все выправляется. Вот у старшей из трех, Анечки открылись способности к рисованию. Потом я их ткать научила. Нашла профессиональную ткачиху, которая приезжала к нам и давала мастер-классы. Видите коврики на стене? Это все мы соткали. И вязать они у меня тоже все умеют. Сейчас их еще чему-нибудь полезному обучу.

Это большое счастье, что мне достались одни девчонки. У меня два родных сына. Сейчас они уже взрослые, но я хорошо помню, насколько с ними было сложнее, чем с дочками. Девочек я лучше понимаю, больше жалею что ли. Летом увожу всех в деревню. Это просто спасение для меня. Там как-то все устраивается само собой: и дисциплина, и послушание, и взаимная ответственность. Если б не учеба, я бы их насовсем в деревню увезла. Крестьянская жизнь очень разумно устроена. Там не надо объяснять ребенку его обязанности, хочешь - не хочешь, а с утра надо вовремя встать, скотину покормить, огород полить. Я по образованию агроном, очень люблю в земле возиться, так что огород у нас большой, всем пахать приходится. А в качестве скотины — приходской конь Дема. Он при храме в Яме живет. У нас ведь тут была ямская слобода, отсюда и название села. И храм – во имя Флора и Лавра, покровителей коневодства. Поэтому одним из первых строений при храме двадцать лет назад у нас стала конюшня. Никакой практической цели в этом не было, кони просто катали детей на престольный праздник. Сейчас на всю конюшню остался один Дема. Ему здесь, конечно, тесно и скучно, вот я и беру его с собой летом на вольный выпас, специальную конкевозку для этого заказываю.

В общем, несмотря на все сложности, все очень хорошо. Старшие пскобсие сейчас учатся в Свято-Димитриевском училище сестер милосердия. Самая старшая, Света, уже работает в роддоме 7-й больницы, недавно ее с молочной кухни перевели в реанимацию. Представляете, какое доверие? Остальных девочек тоже настраиваю поступать в училище. Не потому, что я всех хочу непременно сделать медсестрами. Совсем нет. Со временем, когда они определятся с профессиями, разойдутся, кто куда захочет. А пока взрослеют, пусть получают среднее медицинское образование. Это в любом случае девочкам не повредит.»

Мера

— Марина Федоровна, такое впечатление, что вы готовы усыновить всех. Но возможности человека не безграничны. Вы чувствуете свою меру?
«Ну вот последнюю, десятую пскобскую девочку я ведь так и не взяла. Хотя и собиралась. Сначала это было невозможно: она родилась с множественными пороками и долго лежала в реанимации. А потом, когда я начала готовить документы, ко мне подошел врач-невропатолог и сказал: «Я должен вас предупредить. Эта девочка – глубокий инвалид, вы ничем ей не поможете, она даже не поймет никогда, что вы ее отсюда забрали. Если вы совершаете этот шаг осознанно, забирайте. Если же по легкомыслию, то никакого подвига с вашей стороны не будет. Вы просто испортите жизнь и себе, и детям. Подумайте хорошенько». Я подумала — и не взяла. Наверное, испугалась, что это будет сверх меры. Не знаю, правильно ли я поступила тогда. Если бы сейчас пришлось усыновлять, я бы однозначно взяла больного ребенка. Просто потому, что его никто больше не возьмет. Но мне сейчас никого больше усыновлять нельзя. Надо этих восьмерых на ноги поставить. Это и есть моя мера.

А вообще, все наши проблемы такая ерунда по сравнению с тем, что вокруг творится. Вот, например, дом малютки недалеко от нашей деревни в Псковской области. Там сейчас 47 детей. И все имеют живых родителей! Мамы сдают своих малышей в госучреждение — кто на время, а кто и насовсем. Дети статуса сирот не имеют, потому и усыновить их никто не может. Они же по документам мамкины. Только мамкам не нужны. Моя старшая дочь Катя с друзьями старается как-то помогать этому дому малютки. В следующем году я с девочками тоже собираюсь подключиться — хоть раз в неделю будем приезжать и с детьми заниматься.

А сколько семей нуждаются в помощи у нас на Псковщине! Катя с подругой взяла в местных органах соцзащиты адреса всех многодетных матерей района. Сами всех объездили, оценили масштабы нищеты и начала адресно помогать — в основном вещами. Приехали в одну глухую деревню, а там семья: хозяйка хорошая, работящая, у нее старший сын в Чечне по контракту, дочка в десятом классе только-только родила и еще двое маленьких. Нужда беспросветная. Катя ей привезла одежду для детей и спрашивает: «А чего бы вы хотели для себя-то?» Она улыбается: «Чего я для себя хочу, того вы мне не дадите». Стала допытываться, что это за желание такое невыполнимое? Оказалось, хозяйка о корове мечтает. Ну, мы скинулись и купили. Это тоже было почти чудо. Летом хорошую корову купить не так-то просто, а если кто и продает, то цену заламывают в соответствии с сезоном. Но видимо на то воля Божья была – прямо на следующий день нашли по объявлению отличную недорогую корову. И надо было видеть глаза той женщины, когда мы привезли ей свой подарок. Она была бесконечно счастлива. И я тоже. Все-таки наивысшее счастье – это когда можешь сделать счастливым другого человека. Это ни с чем не сравнится.

Текст: Евгения ВЛАСОВА. Фото: Кирилл МИЛОВИДОВ